Патриоты позавчерашней России

- Оцените статью | Оценок: 2, Рейтинг: 5.00/5

 Loading ...

Просмотров: 67

Когда сейчас, в «новой» России, перечитываешь классиков, то нередко обнаруживаешь, что места, которые прежде не казались интересными, теперь приобрели острую актуальность. Один из примеров – те места в произведениях Александра Герцена, где он пишет о славянофилах.

В России Николая Первого, среди тех, кто не желал мириться с порядками, насаждаемыми царём, были не только те, кто видел выход из сложившегося положения в движении в будущее – к социализму (ещё тому, который позже получил название «утопического»), но и те, кто мечтал о возврате в прошлое. Это и были славянофилы.

Причём, они звали не во вчерашний день (дела Петра они ненавидели и свято верили, будто корень нынешних бед в них), а в позавчерашний. Герцен пишет, что славянофилы «стали восхищаться узкими формами Московского государства и, отрекшись от собственного разума и собственных знаний, устремились под сень креста греческой церкви».

Подобное течение возродилось и в постсоветской России. Многие нынешние последователи славянофилов тоже нередко критикуют существующий режим, порой довольно резко, но ненавидят советское прошлое не меньше, нежели славянофилы современники Герцена ненавидели дела Петра, и тоже зовут нас в день позавчерашний — в царскую Россию, пытаясь представить её настоящим раем, потерянным по вине злокозненных большевиков.

Подражание порой доходит до смешного. Герцен упоминает, что «Шишков бредил уже и тогда о восстановлении старого слога». А как раз в год 100-летия Великого Октября СМИ поведали о подобном бреде общественного деятеля, по недоразумению считающегося левым, – ввести в школах изучение церковно-славянского языка.

Находятся даже такие поклонники позавчерашней России, как «первый барин всея Руси» Никита Михалков, который, судя по его панегирику в честь крепостного права (krasvremya.ru/mixalkov-krepostnoe-pravo-eto-samoe-xoroshee-i-svetloe-eto-mudrost-naroda-i-patriotizm), считает идеалом именно Россию времён Николая Первого. Но большинство, всё же, видят потерянный рай в России капиталистической.

Герцен иронически писал о славянофилах, что, стремясь создать привлекательный образ допетровской Руси, они уподоблялись тем, кто в своё время для услаждения взора Екатерины возводил вдоль дороги от Петербурга до Крыма картонные деревни и декорации, изображающие сады. Нынешние мечтатели о позавчерашнем дне, стремятся проделать нечто подобное с образом дореволюционного российского капитализма. Они заботливо стирают с него плесень и тщательно покрывают лаком.

У нас в Белгороде, например, один из таких потомков славянофилов, не отрицая уродств нынешней России, объявил их не следствием возвращения на капиталистический путь развития, а следствием того, что у нас «плохой» капитализм. При этом он, в отличие от презираемых им либералов-компрадоров, не призывает равняться на Запад. Нет, он считает себя патриотом – и объявляет достойным подражания капитализм царской России. Вот он-то, облагороженный русской духовной традицией, был «хорошим», но ленинский «эксперимент» погубил его, и России предстоит проделать нелёгкий путь, чтобы вернуться в этот позавчерашний день.

И он отнюдь не одинок на такой позиции. Коллективными усилиями патриотов позавчерашней России создаётся образ капиталистической России конца XIX – начала XX века, как процветающего общества с динамично развивающейся промышленностью, мощным сельским хозяйством, снабжающим зерном всю Европу, просвещённым дворянством и сытым народом, благочинно живущим под сенью православия…

Действительно, развитие капитализма в России в начале ХХ века вызвало экономический рост. К примеру, только от 1909 к 1913 году производство угля выросло в 1,4 раза, стали – в 1,5 раза, чугуна – в 1,6 раза. Однако при этом происходила широкая интервенция иностранного капитала.

По статистике «Русского Экономического общества», к началу 1913 года 62% крупной отечественной промышленности находилось в руках представителей иностранного капитала, еще 19% – в паевой или иной совместной собственности. Наглядно представить себе положение в российской экономике позволяет заметка в «Петербургских ведомостях» о новогоднем приёме, который устроил Николай Второй для деловой суперэлиты. На него были приглашены двадцать человек, имеющих наибольшие капиталы в российской экономике. Так вот среди них был только один русский – Путилов (12-е место в этом списке); еще два подданных Российской империи с Кавказа – Манташев (13-е место) и Чиковани (20-е). Остальные 17 были иностранцами. Так что назвать российский капитализм начала ХХ века русским, в сущности, нельзя.

Некоторые отрасли из наиболее важных для развития страны  иностранный капитал контролировал более чем на две трети – например, к 1914  владел 68% нефтяных предприятий; 76,9% каменноугольных копей; 85,6% металлургии; в электрических и электротехнических компаниях доля иностранного капитала составляла 90% и т.п. Соответственно, и прибыль от них доставалась, прежде всего,  ему. В результате, как говорил, выступая в Государственной думе, генерал Нечволодов, за 6,5 лет Россия принесла иностранцам «дань, равную колоссальной контрибуции, уплаченной Францией своей победительнице Германии» (речь о Франко-Прусской войне 1870-1871 годов – В.В.).

С другой стороны, в капиталистической системе рост экономики вовсе не обязательно ведёт к соответственному повышению уровня благосостояния народа. «Огромные средства, извлечённые из населения с безумной расточительностью, привели народ к обнищанию», – утверждал в 1906 году в «Записке о Государственном совете» профессор В.И. Вернадский. А писательница Зинаида Гиппиус несколько позже заметила в «Петербургских дневниках»: «Нигде нет таких богачей, как сейчас в России. Только их десятки – при миллионах нищих».

Энциклопедия «Гранат» в статье «Питание» констатировала, что, несмотря на экономический рост, «по новейшим данным (1911-1914 гг.) питание рабочих ещё более ухудшилось… Главный предмет питания составляют капуста, картошка, крупа и ржаной хлеб… Скудным питанием русского населения объясняется отчасти его усиленная заболеваемость и значительная смертность». Много ли радости этим рабочим было от того, что витрины Елисеевского магазина, как с упоением расписывали патриоты позавчерашней России, ломились от окороков, устриц, омаров, лучшей в мире паюсной икры и других деликатесов?

Нужно иметь в виду и то, что при всём росте экономики, Россия по-прежнему далеко отставала от ведущих стран Запада. Так, в 1913 году она произвела промышленной продукции в 1,5 раза меньше, чем Франция, в 3 раза меньше, чем Англия, в 3,5 раза меньше, чем Германия и в 8 раз меньше, чем США. Национальный доход  в России был 350 долларов на человека в год – при том, что в ведущих странах Европы он составлял 1500 долларов, в США – 2325 долларов. Более того, отставание даже увеличивалось. По данным Хьюстонского университета, в 1861 году душевой национальный доход составил в России 16% от американского; а в 1913, как нетрудно подсчитать, – менее 15%.

Что же касается предмета особой гордости поклонников царской России – экспорта зерна, то это характеризует не уровень развития сельского хозяйства, а политику властей. Уже в разгар Столыпинской реформы средняя по стране урожайность десятины пахотной земли в пересчёте на пуды  составляла по ржи: в России — 56 пудов, в Австро-Венгрии — 92 пуда, в Германии — 127 пудов, в Бельгии — 147 пудов; урожайность по пшенице: в России — 55 пудов, в Австро-Венгрии — 89 пудов, в Германии — 157 пудов, в Бельгии — 167 пудов.

Как тут не вспомнить, девиз, сформулированный одним из царских министров: «Недоедим, но продадим». И так оно и было. В статье группы учёных во главе с председателем Петербургского аналитического аграрного центра академиком Н.Г. Дмитриевым «Голод в России» говорится: «С 1851 по 1911 годы сорок лет из шестидесяти оценивались годами неурожаев… Хотя Россия в эти годы экспортировала зерно до 10 миллионов тонн. Проблема голода в России заключалась не только в количестве произведенного зерна, но в большей степени, в системе его распределения».

Богатые наживались, торгуя зерном, а сами хлебопашцы… Лев Толстой, посетив охваченные голодом деревни центральной России, написал в статье «Голод»: «Потребляемый почти всеми хлеб с лебедой – с 1/3 и у некоторых с 1/2 лебеды, – хлеб чёрный¸ чернильной черноты, тяжёлый и горький, хлеб этот едят все – и дети, и беременные, и кормящие женщины, и больные».

Помимо всего, российский капитализм отнюдь не был «облагорожен» русской духовной традиции. Напротив, капитализм по самой своей природе прямо противостоял ей и разрушал духовные устои русского общества. Уже в 90-е годы ХХ века социолог К. Петренко писала об этом как о положительном явлении: «У русского человека утрачено тщеславие, нет желания заработать деньги, присущего западному обывателю… В начале нашего столетия зачатки этих устремлений начинали формироваться в обществе». Но вот великий сатирик Михаил Салтыков-Щедрин за век до Петренко оценил этот процесс совершенно иначе: «Всю общественную ниву заполонило хищничество; всю её, вдоль и поперёк, избороздило оно своим проклятым плугом». Не о народе, а именно о нарождающемся капиталисте Михаил Евграфович говорил: «Идёт чумазый!», идёт «с неутолимой алчностью глотать, глотать, глотать!». И резюмировал: «Ужели это прогресс, а не наглое вырождение гнусности меньшей в гнусность всеобщую?». Категорически осуждали капитализм и русские религиозные философы. Так, Сергей Булгаков всегда был идейным противником большевиков. Тем не менее, он писал: «Мы должны, не обинуясь, сказать, что социализм прав в своей критике капитализма. В этом смысле надо прямо и решительно признать всю правду социализма»

Первая мировая война предельно отчётливо выявила всю гнусность российских «чумазых» с их неутолимой алчностью. Войну, ставшую огромным бедствием для страны, они без зазрения совести использовали для безудержного обогащения любой ценой, в том числе и ценой интересов России. Не кто-либо из большевиков, а генерал Деникин писал, что одна из главных причин неудач России в Первой мировой войне – «дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемой на костях и крови».

В литературе уже постсоветского времени не раз приводились факты, подтверждающие слова Деникина о «вакханалии хищений и наживы».

Вот примеры «вакханалии хищений». Комитет по снабжению армии Всероссийских земского и городского союзов получил от военного министерства оплаченные заказы на 242 млн. рублей, но выполнил их лишь на 80 миллионов. Получали заказы и военно-промышленные комитеты – на 400 миллионов, но выполнили их менее чем на половину этой суммы. Знаменитые Рябушинские получили из казны аванс в 11 миллионов рублей под обязательство построить завод по производству автомобилей, но вместо строительства завода по производству автомобилей, занялись отвёрточной сборкой итальянских машин.

А вот примеры «вакханалии наживы»: фабриканты заламывали такую цену за артиллерийские снаряды, что начальник Главного артиллерийского управления А.А. Маниковский назвал их «явным грабежом казны». На 3-м съезде Военно-промышленных комитетов министр юстиции говорил: «С каким откровенным цинизмом все эти мародёры тыла, уверенные в полнейшей безнаказанности, спекулируют с металлом, предназначенным для обороны страны»… При таком отношении «эффективных собственников» того времени к обеспечению нужд армии целиком закономерно, что в годы Первой мировой войны Россия уступала Германии по производству орудий в 5,5 раз, артиллерийских снарядов в 4,5 раза, самолётов – в 13 раз, пулемётов – в 10 раз.

Несмотря на всё это, духовные наследники славянофилов с упорством, достойным лучшего применения, зовут нас в позавчерашний день. Хотя не могут не знать, чем он завершился для российской монархии.

Правда, они пытаются усмотреть в таком финале результаты заговора большевиков. Только ведь с помощью заговора можно осуществить верхушечный переворот, что в царской России происходило не единожды. А для того, чтобы радикально сменить строй, как показал Ленин, необходимо, чтобы значительная часть низов уже не хотела жить по-старому, а верхи потеряли управление обществом.

Именно в этом – в утрате способности элиты разумно управлять страной – увидел причину краха прежнего строя идейно далёкий от большевиков  британский писатель Герберт Уэллс, побывавший в России в январе 1914 года и в сентябре-октябре 1920. В книге «Россия во мгле», вышедшей сто лет назад, Уэллс отмечает  «моральную и умственную неполноценность правящей и имущей верхушки»  царской России. И пишет, что «падение царизма было неизбежным… Это был больной организм, он сам изжил себя и потому рухнул».

Конечно, патриоты позавчерашней России могут возразить, что Уэллс человек совсем иной культуры, он недостаточно знал и плохо понимал Россию.

Однако, есть основания полагать, что, напротив, он понял царскую Россию куда лучше, чем нынешние последователи славянофилов. Ведь его оценка причин гибели прежнего строя почти точно совпадает с той, которую дал оппозиционный большевикам русский религиозный философ Николай Бердяев: ««Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся… Монархия в России пала, её никто не защищал, она не имела сторонников».

И появление в современной России немалого числа сторонников монархии, которые готовы её защищать, можно объяснить только их крайней, деликатно говоря, наивностью.

Виктор Василенко,

Белгород

Опубликовал: admin | Дата: Ноя 26 2020 | Метки: Публицистика |
Вы можете добавить свой комментарий ниже. Вы можете отправить новость в социальные сети.